By Mary Riddell Evening Standard - London, January 22, 2005

Coming from a humble Yorkshire background, JULIAN SANDS was stage- struck when his mother took him to see Laurence Olivier act. Now married to an heiress, he tells MARY RIDDELL how he will tackle the great actor's titanic personality in a new BBC play

To play Laurence Olivier is to play with fire. And so, when the idea was first mooted, Julian Sands did all that he could to sidestep the role of Britain's most venerated theatrical legend. 'Olivier is such an icon, and I didn't want the mantle and the responsibility,' he says. Even so, as he leafed through the pages of the script, he was already mesmerised.

The television play he had been sent told the story of the relationship - strange, intense and compulsive - between Olivier and theatre critic Kenneth Tynan, as the duo fought to launch the new National Theatre in the early 1960s. Tynan's credo, 'goad, lacerate and raise whirlwinds', made him the outstanding critic of his generation and the first prophet of a more licentious age.

Nonetheless, he struck Sands as a safer bet than Olivier. Having read and admired the play Tynan: In Praise Of Hardcore, he offered its director a list of actors who, in his view, would do an admirable job of playing the great actor. For his part, he said he would prefer to be Tynan. That he ended up, for all his reservations, playing Laurence Olivier will surprise no one who meets Julian Sands.

In the BBC play, he is aged to play a man of 60, complete with tortoiseshell spectacles and silvered hair. But, in a London hotel on a winter afternoon, the blonde, leonine, hardjawed figure waiting in the foyer bears an almost eerie resemblance to the young Laurence Olivier. One would not want to overdo the similarities. Sands' hippie bracelet, creased shirt and diffident manner would all have seemed alien to Olivier. Nor is he very youthful any more.

'Dear girl, I am 46 today,' he says, when I guess that he must be in his early 40s. Despite Sands' habit of referring to his subject, almost fraternally, as 'Larry', he would be modestly appalled to be compared too closely to him.

Though no actor would care to bracket himself with Olivier, there was a time when Sands was singled out as one of the great British stars of the future.

One of his first screen roles, as the romantic hero of A Room With A View, made him an instant celebrity whose life was pored over by a media impressed with his talent and intrigued by his private life.

According to reports at the time, Sands left his journalist wife, Sarah, and their small son, Henry, to publicise his film in the U.S., where he had an alleged relationship with Madonna and/or Jodie Foster and met a Guinness heiress and former Max Factor model, Evgenia Citkowitz, whom he married. In this version of events, Sands was an egotist driven only by fame, ambition and his own career interests.

If that were true, then something must have gone terribly wrong somewhere along the way. There were few blockbuster roles, and the mainstream films that Sands chose, such as Arachnophobia, did not always seem to do justice to a talent he deployed increasingly on arty, thoughtful, European films.

'I have no regrets about A Room With A View,' he says. 'In terms of the work I was asked to do afterwards, much of it was not interesting to me. It was all villains, or butlers, and if there was a romantic part, it was usually pretty boring. It was much more interesting for me to work in the independent sector.' That is one version of events. In the few days afterwards, he supplies other variants in a series of phone calls. I grow used to the pleasant voice with its faint stammer and strangled syntax, and to the themes on which Sands wants to elaborate.

The first is Olivier. The second is Sands' own career, which emerges as such a patchwork of fulfilment and regret that he gives the impression of struggling to decipher for himself exactly how the two elements balance out.

The third is Sands' personal life. While most actors want to tell you little about their private affairs, he is rather touchingly eager to add more detail.

Over and over, he assures me that he did not abandon his first wife. 'We had separated at the time I was introduced to Evgenia. The fact that Sarah and I had split up was one of the reasons I went to New York to see friends.

'The last thing on my mind was meeting somebody else, but I was so happy that I did.

You never know at first whether love is going to be fleeting or enduring, but Evgenia and I have been together for 18 years, and I am grateful to have had a second chance at family life.' His son, Henry, is 19, and Natalya and Imogen, his daughters with Evgenia, are eight and five. The life Sands describes in the West Hollywood hills is a simple one of school runs and shopping at the local supermarket. Sands, ever the old-fashioned Englishman, avoids email and has only recently bought himself a mobile phone. He is also a nomad who travels restlessly and spends just a few months of every year at what he calls his 'base camp'.

Contented as he is, Sands' life is not rooted in changeless routine.

Perhaps it never was.

He grew up in Gargrave, a village in the Yorkshire Dales. The fourth of five sons born to Billy Sands, a soil analyst, and his wife, Brenda, a secretary and parish councillor, he was part of a religious, ostensibly conventional, family that collapsed when he was three and his parents decided they could no longer live together.

'I think probably the stress generated by five strapping Yorkshire boys drove them both nuts and created all kinds of pressures. I also think that when people got married straight after the war, they later tended to discover how different they were. They were surrounded with mouths to feed and nappies to change and bills to pay. The only surprising thing is that they had the will to go against social convention, which at that time was very conservative.' Billy, who died of a heart attack when Julian was in his 20s, sounds a shadowy influence, compared with Brenda, now 75, who introduced her son to church plays and, when he was seven, took him to watch Olivier in Richard III.

Of Sands' brothers, one became the proprietor of a Blackpool fish and chip shop, and the others are a school teacher, a financial adviser and a truckwelder. Julian, struck by Shakespeare and the mesmerising performance of an actor he would one day play, won a scholarship to a minor public school in Hampshire and then a place at drama school.

He was 18 when he met his future wife and in his early 20s when their child was born.

The break-up between Sands and Sarah, now deputy editor of the Daily Telegraph, was a public one. In particular, gossip columnists were fascinated by the detail that she had insisted that her errant husband should get himself a tent from Harrods and pitch it in the back garden when he returned briefly.

According to him, they simply married too young and grew apart. When he left for New York to move in with his actor friend, John Malkovich, he was fleeing the unhappiness of separation rather than embracing fame. If Sands had been more ruthlessly ambitious, and less volatile, he might have capitalised more shrewdly on the chances produced by A Room With A View. Instead, he chose some uncommercial films and fell in love.

Evgenia, the daughter of Lady Caroline Blackwood, came from a rich, exotic and troubled family. Her sister had died of a heroin overdose, and her uncle, the Marquess of Dufferin and Ava, perished from Aids.

According to reports, Evgenia was also the beneficiary of her grandmother's Pounds 15 million trust fund.

Presumably Sands, whose high-profile roles, such as a pimp in the Oscar-winning Leaving Las Vegas, have been outweighed by less lucrative jobs, is indemnified against hard times by his wife's great wealth. 'I wish it were true, but it's just more mythmaking. It's simply not the case that we are rich. We're okay to go on the odd holiday, if we're careful about what we spend, but the notion of us being insulated by private money is wrong.'

Certainly, he does not give the impression of a spoilt or even a prosperous man. Rather, he is the sort of archetypal, crumpled Englishman whose tastes are both simple and expensive. As hobbies, he climbs mountains and runs a marathon somewhere in the world once a year. He also has a thoughtful, even obsessive, quality that made him research the world of Laurence Olivier with a fascination that went beyond professional duty.

'I talked to people who knew him and to his son. There are so many contradictions in his relationship with Kenneth Tynan. People in the Olivier camp saw Tynan as a threatening lieutenant with his own agenda - a sort of Iago to Olivier's Othello.' The collaboration began on Olivier's appointment, in 1962, as artistic director of the National Theatre. When Tynan, a theatre critic of towering repute, wrote to offer his services as literary manager, Olivier replied that this admirable notion was 'one I'd thought of myself'.

The relationship that ensued was never again to be so balmy or so courteous.

Laced with rivalry, fondness and sexual frisson, one of the stormiest professional partnerships on record finally expired in 1980 when Kenneth Tynan died of emphysema at 53. He had planned to produce a biography of Olivier, on which his old friend had refused to collaborate. The book was never begun, and the story never told.

Sands, who has spent many weeks exploring their bizarre relationship, says that Tynan knew too much. 'Olivier had told Tynan everything and given him too much access to his life. He knew that Tynan could be inhumanly objective, and I think Larry just got cold feet about all the stuff he'd churned over with him on late nights.' Superficially, the two could not have been more different. Tynan was the first man to utter the F word on British TV and the architect of the erotic revue Oh! Calcutta!, whose title was a French pun on his predilection for spanking. In an honest biography, Tynan's widow, Kathleen, revealed his compulsion to make women into emotional slaves.

Olivier's relationships, though more conventional, were also complex. He was married three times, to Jill Esmond, Vivien Leigh and Joan Plowright, as well as having a passionate relationship with Sarah Miles.

NoIl Coward, in Miles's account, once burst into Olivier's office to find her sitting on his knee, an impropriety for which Coward never forgave her.

'I didn't realise how in love with Larry he was,' she said later. Other rumours hinted that Olivier's friendship with Douglas Fairbanks Jr almost turned into an affair.

In trying to untangle Olivier's world, and his bond with Tynan, Sands knew that he would have to address his sexuality. 'I think it's in an actor's nature to be a libertine. There wasn't anything self- consciously immoral about him. I wouldn't call Larry profligate.

There was a lot of suggestion that there was a sort of homoerotic relationship between him and Tynan. I think it's certainly not true, but I believe that both of them allowed themselves to be flattered by the other's interest and enthusiasm, and that always creates a frisson for outsiders to observe. Certainly, they were enamoured of one another's company.

'Olivier was beautiful, and a gay icon who played the flirt with anyone and everyone. He knew the interest it unleashed in him, but I don't believe the stories that he was bisexual.

His interest was in ladies. He liked women and he liked to work. I think he understood that being an actor was a philosophy; not a particular hit film or a particular job.' Even so, some roles defined Olivier. One was Othello, a part that Tynan prompted, or goaded, him to play. The BBC play shows Sands with shaved legs, darkened face, glittering blue fingernails and the curled wig that Olivier himself may have worn. It also reveals another facet - that of an unwilling bureaucrat, hemmed in by red tape, office life and a bumptious lieutenant. 'I like having you with me, apart from it rather tickling me to have you with me,' Olivier wrote to Tynan in a letter from a collection edited by Kathleen Tynan. 'But you can be too f****** tactless for words be a little quicker in letting me have your thoughts and slower in imparting them to others.' As Sands confirms, Tynan's allies took another view. 'People in his camp would see Olivier as this sort of manipulating dictator who used Tynan as one of his pawns, but that wasn't true. There was a lot of genuine appreciation and mutual admiration. I think there was an emotional connection which surprised them both.' The full story went with Tynan to his early grave and with Lord Olivier to his deferred demise.

Olivier was 82 when he died, peacefully and in his sleep, with his family and friends around him. More than 15 years later, Julian Sands, another Englishman who went to Hollywood, has been charged with resurrecting Olivier.

Sands, who is modest to a fault, would cringe at being likened to the man so cleverly invoked by his performance. I wonder whether playing half of such a quintessentially English relationship has unleashed a sort of nostalgia, or envy, in Sands, the Hollywood exile. Would he like to come home? He answers with more asperity than I expect.

'At no point in the last 20 years have I not been available to come and do something interesting for the BBC. They never asked me.

I don't have an identity tied up with Los Angeles. If you told me I would never see the place again, I wouldn't mind. When the girls are older, they might benefit from an English education, and then we would come back.' In the meantime, he spends long holidays in Britain, seeing his son, Henry, who is doing a gap year commission in the Army before going to university to study politics, philosophy and economics. Despite a mix-up six years ago, when the gentle Sands was thrown into an LA police cell after a family row in which a passer- by wrongly reported seeing him hitting Henry with a golf club, they have a close relationship of which Sands is proud.

It took him until he was 40, he says, to feel that he had grown up and become 'a hands-on father, rather than the will-o-the-wisp one I used to be'.

But, even now, there is something boyish about Sands and his earnest, sometimes convoluted efforts to make sense of the issues that still trouble him.

One is the break-up of his first marriage, or rather, the old suggestion that he was heartless. Today, he and Sarah have a friendly, dispassionate contact that he tries, slightly clumsily, to describe: 'It's like a relationship with someone who's been there in a semiofficial capacity - not a bank manager, but a milkman or postman or something. It's affectionate, and I respect her.' The other issue on which he broods is his career and his choice, which he staunchly defends, to go for art not commerce. 'The only way I can measure success is by what motivates me.' Does he ever wish he had compromised more? 'Of course, when I get my tax bills. But I think, also, that you have to follow your heart.' On that last point, Lord Olivier would certainly have concurred

Kenneth Tynan: In Praise Of Hardcore is on BBC4 in March and will be shown later on BBC2.

Copyright 2005 Evening Standard - London. This material is published under license from the publisher through ProQuest Information and Learning Company, Ann Arbor, Michigan. All inquiries regarding rights should be directed to ProQuest Information and Learning Company. For permission to reuse this article, contact Copyright Clearance Center.
 

Дата публикации: 22 января 2005
Автор: Мэри Риддел

Выходец из скромной Йоркширской среды, Джулиан Сэндз “заболел” театром, когда его мать взяла на спектакль с участиием Лоренса Оливье.
Будучи женатым на наследнице старинного английского рода, он рассказывает Мэри Риддел, как он собирается воплотить и донести могучий образ Великого Актера в новой телевизионной постановке BBC.
Источник: газета “Вечерний стандарт” –Лондон

Играть Лоренса Оливье означает играть с огнем. И поэтому, когда идея фильма только зародилась, Джулиан Сэндз сделал все, чтобы не играть роль этой театральной легенды.
"Оливье – это символ, и я не хотел брать на себя такую ответственность",- говорит он. Но пролистав страницы сценария,он был загипнотизирован

Телевизионный сценарий, который ему послали, рассказывал об отношениях – странных и интенсивных - между Оливье и театральным критиком Кеннетом Тинаном, эти двое боролись, чтобы изменить Национальный Театр в начале 1960-ых. Кредо Тинана, "побуждать, сеять и поднимать бурю", сделал его выдающимся критиком своего поколения и пророком.
Сэндзу образ Тинана был ближе, чем образ Лоренса Оливье. Читая и восхищаясь пьесой " Хвала брани ", Сэндз предложил режиссеру список актеров, которые,по его мнению, лучше сыграют великого актера, и сообшил, что он предпочтет сыграть Кеннета Тинана. То, что он в итоге согласился на роль Лоренса Оливье, не удивило никого, кто знаком с Джулианом Сэндзом.
По пьесе он должен был играть человека 60 лет, в массивных очках в черепашьей оправе и с посеребренными сединой волосами. Но тот, кто ожидал меня в Лондонской гостинице зимним днем, (чтобы дать интервью) был светловолос, с львиной осанкой и крепкой фигурой, имел удивительное сходство с молодым Лоренсом Оливье. Однако его браслет в стиле хиппи, мятая рубашка и застенчивость - все казались чуждым Оливье.Его моложавость тоже.
'Милая девушка, мне уже 46 ,' говорит он, когда я предполагаю, что ему чуть более 40 лет. Несмотря на привычку фамильярно называть “Ларри” того,кого он играет, Сэндз скромно избегает слишком близкого сравнения с ним.

Хотя не найдется актера,который хотел бы сравнивать себя с Оливье, было время, когда Сэндз был выбран как один из самых великих британских звезд будущего.
Одна из его первых ролей - романтический герой из “Комнаты С видом”, сделала его мгновенно знаменитостью, жизнь которой была детально изучена СМИ, впечатленными его талантом и зинтригованными его частной жизнью.
Согласно сообщениям того времяни, Сэндз оставил свою жену журналистку Сару и их маленького сына Генри и уехал в США для промушена, где он имел предположительно связь с Мадонной и/или Джоди Фостер и познакомился с наследницей Guinness и экс-моделью Макс Фактор,Евгенией Ситковиц, на коей он и женился. В этой варианте изложения событий, Сэндз выглядит эгоистом, движимый только амбициями и интересами карьеры.

Если это было именно так, то что-то, должно быть, пошло у него кувырком. Он получил несколько ролей в боевиках, а остальные фильмы,выбранные им, типа Arachnophobia, не всегда казалось, показывали его талант, который он проявлял всякий раз когда играл в интелектуальных европейских фильмах претендующих на тонкий вкус.

“У меня нет никаких сожалений о Комнате С видом”,- говорит он. “Впоследствии в процессе работы меня часто просили делать то,что было неинтересно мне. Это были роли злодеев или дворецких, и даже если там была романтичная часть, это было как правило довольно скучно. Мне было намного более интересно работать независимо”.
Это - одна версия событий.
Несколькими днями позже, он продолжает рассказывать уже по телефону. Я начинаю привыкать к его приятному голосу с слабым вибрируещем оттенком и мы говорим о том,о чем он сам хочет мне поведать.

Первое- это Лоренс Оливье. Второе - собственно карьера Сэндза, которая напоминает лоскутное одеяло ,состоящее из удач и сожалений, которые он воспринимает как борьбу за самовыражение.

Третье - личная жизнь Сэндза. Тогда как большинство актеров не стремяться рассказать Вам об их частных делах, он трогательно стремится поведать детали.

Снова и снова, он уверяет меня, что не бросал свою первую жену.
” Мы расстались в то время, когда я был представлен Евгении. Тот факт, что Сара и я развелись, стал одной из причин,того что я поехал в Нью-Йорк повидать друзей.

Завязать серьезные отношения с кем-то абсолютно не входило в мои планы, но я был очень рад, что так вышло.
Вы никогда не знаете вначале,будет ли любовь мимолетной или выстоит под натиском лет. Евгения и я вместе уже 18 лет, и я счастлив, что у меня был второй шанс построить семейную жизнь.”
Его сыну, Генри сейчас 19,Наталье и Имоджен, дочерям от брака с Евгенией , восемь и пять.Свою жизнь на Голливудских холмах он описывает как очень простую, преимущественно состоящую из поездок в школу и покупок в местном супермаркете. Сэндз, как старомодный англичанин, избегат электронной почты и только недавно купил себя мобильный телефон. Он - путешественник, который путешествует без устали и тратит несколько месяцев в год на то, что он называет его 'базовым лагерем'. (альпинистским лагерем у подножья горы – прим. Olgasophie)

Удовлетворенный своей жизнью , Сэндз не погряз в рутине.

Возможно, потому что никогда и не погрязал в ней.

Он вырос в Гардгрейве, деревне в Йоркшире. Четвертый из пяти сыновей, рожденный у Билли Сэндза,специалисту по анализу почвы, и его жены, Бренды, секретаря и члена совета округа, он был частью религиозной, почти обычной семьи, которая разрушилась, когда ему было три года и его родители решили, что они больше не могут жить вместе.

“Я думаю ,вероятно, сложности возникшие в семье с пятью здоровыми Йоркширскими мальчишками, сводили их с ума и создавали напряжение между ними. Я также думаю, что браки заключенные сразу после войны, имели тенденцию распадаться, когда люди обнаруживали, что они абсолютно разные и чуждые друг другу. Они (его родители - прим.) были погружены в рутину необходимости прокормить пять голодных ртов, поменять подгузники и во-время оплатить счета. Единственно, что по истине поражает, это то, что они не побоялись пойти против общественного мнения –взгляды в то время были очень консервативны“.

Билли умер от сердечного приступа когда Джулиану было за 20 и, кажется, не оказал на него особого влияния, по сравнению с 75-летней Брендой, которая отправила сына участвовать в церковных интермедиях и, когда ему было семь, взяла его на спектакль “Ричард III” c Лоренсом Оливье в главной роли.

Что касаеется братьев Сэндза, один стал владельцем ресторанчика фастфуд в Блэкпуле , другой - школьным учителем, третий -финансовым советникоом,а четвертый – сварщиком в автомастерской.
Джулиан, пораженный Шекспировской пьесой и завораженный игрой великого актера ,которого он в один прекрасный день сыграет, выигрывает гранд (стипендию для дальнейшего обучения) в общественной школе в Хэмпшире и затем и в школе драмы.

Ему было 18, когда он встретил свою будущую жену и чуть больше 20-ти, когда у них родился ребенок.

Разрыв между Сэндзом и Сарой, ныне редакторм "Дэйли Телеграф", был у всех на виду. В частности, газетнные сплетники смаковали детали,когда она заявила,что ее блудный муженек должен будетт приобрести себе палатку разбить ее на заднем дворе ,когда он вскорости к ней вернется.

По его же мнению, они просто поженились слишком молодыми и с возростом отдалились друг от друга. Когда он уехал в Нью-Йорк со своим другом актером Джоном Молковичом, им двигало скорее желание заглушить боль от расстования,нежеле погоня за известностью.Если бы Сэндз был более честолюбив, и менее переменчив, то он, возможно бы извлек больше выгоды из популярности “Комнатой с видом”. Вместо этого он выбрал несколько некоммерческих фильмов и влюбился..

Евгения, дочь Леди Каролины Блаквуд, отпрыск богатой, экзотической и проблемной семьи. Ее сестра умерла от передозировки героина, а ее дядя, Маркиз Дюфферэн , погиб от СПИДа.


Согласно сообщениям прессы, Евгения унаследовала капитал в 15 миллионов фунтов от ее бабушки.

По-видимому Сэндз, высококлассные роли которого, типа сутенера в “Покидая Лас Вегас”, фильме завоевавшем Оскара, потонули в большом количестве менее престижных ролей, возмещал финансоовые прорехи трудных времен из капитала его жены.
“Хотелось,чтобы это было так, но это - миф. Мы совсем не богачи. Нам хватает на необычныые поездки, если мы аккуратно тратим деньги, но считать, что у нас есть большие сбережения-ошибочно”

Одназначно, он не производит впечатление избалованного или даже состоятельного человека. Скорее он - типичный англичанин вкус которого является одновремено простыми и изысканным. Его хобби-взбираться на горы и пробегать марафон один раз в год. Он обладает вдумчивостью и одержимостью - качествами, которые заставили его заглянуть в мир Лоренса Оливье с такой глубиной и почтением, которые выходили за пределы его профессиональногоо долга.

“Я говорил с людьми, которые знали его и общался с его сыном. Было очень много противоречивого в его отношениях с Кеннетом Тинаном. Люди из окружения Оливье воспринимали Тинана как грозного лейтенанта с четкиим распорядком дня - своего рода Яго из Отелло, сыгранного Оливье”.
Их сотрудничество началось с назначения Оливье в 1962 на пост художественного руководителя Национального Театра. Когда Тинан, маститый театральный критик написал ему , чтобы предложить свои услуги в качестве главного литературного редактора, Оливье ответил, что уже думал о том, чтобы предложить ему эту должность.

Взаимоотношения Оливье и Тинана после этого назначения никогда уже не были ровными и спокойными.

Их бурное партнерствоо,сотканное из соперничества, привязанности друг к другу и сексуальной тяги, окончательно прекратилось в 1980, когда Кеннет Тинан умер от эмфиземы в 53 года. Он собирался написать и опубликовать биографию Оливье, но его старый друг отказался от участия в этом предприятии. Книга так и не была начата.

Сэндз, проведший много недель, анализируя их странные отношения, говорят, что Тинан знал слишком много. “Оливье рассказывал Тинану обо всем и давал ему слишком большой доступ к своей жизни. Он знал, что Тинан может быть жесток и бесчеловечен, и я думаю, что Лэрри побаивался Тинана и очень сожалел о самом сокровенном поведанном Тинану во время их поздних посиделок далеко за полночь ”.

На первый взгляд они были абсолютно разными. Тинан был первым человеком, который произнес слово F*** на британском телевидении и был создателем эротического ревю "О! Калькутта!", название которого было игрой слов на французском языке ,обозначающее склонность к шлепанию.